Отсчет времени пошел: кому удастся избежать фатальных сердечно-сосудистых проблем, рака, старческого слабоумия, сахарного диабета, артрита и максимально продлить качество своей жизни до того момента, когда старость признают болезнью?

Добавлено в Полезно знать

Время жизни — это наш лимитирующий ресурс. Он ограничивает все остальные наши возможности. Поэтому, если есть хоть какой-то шанс значительно его увеличить, то рационально сначала бросить все силы именно на это.

Хорошая иммунная система способна сдерживать программу старения, и у нас появится шанс выиграть у смерти несколько лет жизни, чтобы успеть воспользоваться технологиями, которые бы отключили ее.

Старение самый большой убийца на земле – каждый день умирают сотни тысяч человек. До недавнего времени это воспринималось как естественный и непреложный закон: все вокруг рождается, взрослеет, стареет и затем умирает. Практически смирившись с невозможностью нарушить незыблемые законы природы, мы внезапно обнаружили рядом с собой живых существ с так называемым феноменом «пренебрежимого старения»: возрастные изменения у них происходят настолько медленно, что их даже нельзя назвать стареющими в привычном смысле этого слова.

Конечно, «пренебрежимое старение» вовсе не подразумевает бессмертие, но у этих животных отсутствует экспоненциальное наращивание темпов смертности с возрастом, как это происходит у людей. Исследователи продолжают находить все новые биохимические и генетические особенности, которые позволяют некоторым существам жить долго и не стареть. Список «почти не стареющих» возглавляет рекордсмен среди позвоночных – гренландская полярная акула, чья продолжительность жизни в природе доходит до 300–500 лет.


Гренландская полярная акула может жить 500 лет.

Таинственная насекомоядная летучая мышь Ночница Брандта демонстрирует вообще впечатляющий «разрыв» между массой своего тела и продолжительностью жизни среди млекопитающих – живет более 40 лет.


Вопреки законам биологии миниатюрная летучая мышь ночница Брандта живёт дольше лошадей и коров.

Наука задалась вполне закономерным вопросом: если существенно замедлить старение удалось многим видам животных, которые в десятки раз живут дольше своих сородичей, то что мешает нам?


И как же не упомянуть о любимом многими геронтологами объекте исследований — голом землекопе — млекопитающем, которое будучи мелким грызуном, переживает 30-летний рубеж! Если бы Homo sapiens старел эквивалентно землекопу, то биологический возраст 80-летнего человека не превышал бы 30 лет.

Ученые пока не пришли к единому мнению, почему мы стареем. Однако в одном все они согласны: по всем клиническим проявлениям старение — это болезнь. Можно образно сказать, что это ВИЧ 2.0, «возрастная инволюция человека», в результате которой организм интенсивно деградирует, теряет способность поддерживать гомеостаз, что приводит к возникновению ряда заболеваний и затем — к смерти. Это наводит на мысль о том, что старение не обусловлено неким физическим законом, а является эволюционной генетической программой, отточенной миллиардами лет.

Геронтологи определяют процесс старения как рост риска смерти с возрастом, причем рост показательно стремительный: в два раза каждые восемь лет. Например, годовая вероятность умереть в 35 лет составляет 1 шанс из 1000. Старение эту вероятность стремительно повышает(простой грипп, который дети переносят за неделю без особых последствий, может оказаться летальным для пожилого человека), и уже в 65 лет шансы умереть в течение года оцениваются как 1 из 100, а в 80 лет — 1 из 10. Дело в том, что старение активно снижает способность нашего организма сопротивляться различным патогенетическим процессам, и он в конце концов сдается под натиском одного из них. Таким образом, возраст-зависимые заболевания, такие как сахарный диабет 2-го типа , «подлые» нейродегенеративные заболевания и самое излюбленное «оружие» старения — сердечно-сосудистые заболевания, за которыми затем — рак, — все они ни что иное, как симптомы основного заболевания – старости.


Деление раковых клеток HeLa под электронным микроскопом. Их называют «бессмертными», так как они способны делиться неограниченное число раз, в отличие от обычных клеток.

Рак — это один из механизмов самоуничтожения. Природа создала много таких механизмов, в том числе атеросклероз, сахарный диабет и многие другие заболевания. Эволюционная целесообразность такого механизма заключается в том, что он позволяет осуществлять смену поколений и уменьшать внутривидовую конкуренцию. Природа заинтересована в субъектах активного репродуктивного возраста, и как только этот возраст заканчивается (для человека это 30-40 лет), включается таймер, который начинает реализовывать генетический механизм самоуничтожения. Поэтому процент злокачественных опухолей начинает лавинообразно увеличиваться после 40 лет. На языке науки это называется «феноптоз» — гипотеза запрограммированной смерти.

Но почему же гены поступают с нами так жестоко? Ответ на этот вопрос лежит в понимании «простой истины»: а в чем собственно смысл жизни, или почему вообще существует ЖИЗНЬ?


Стремление генов к самовоспроизводству является «основным смыслом жизни», который одновременно есть и движущая сила в процессе под названием — «эволюция».

Но зачем генам нужно себя копировать? Очевидно затем, зачем электрону “нужно” на максимально низкую орбиту, а свободному радикалу — кого-нибудь да окислить. Так уж заведено в нашей вселенной. Причем, возникновение нас, людей, как отдельных единиц «набора генов» для этого — процесс вторичный. Мы нужны им только как «носители информации» с ограниченным сроком пригодности. Причем им важен не сиюминутный максимум наших копий, а площадь под кривой числа этих копий во времени.


Как мудрые экономисты, сообщества генов стремятся не к взрывному росту, чреватому обвалом, а к стабильному, долгосрочному устойчивому росту в бесконечность.

Практически сразу после полового созревания разные системы нашего организма начинают медленно, но верно ухудшаться. Самая неприятная деградация — когнитивная. Некоторые её моменты начинаются еще в 27 лет, а память начинает ухудшаться к 40 годам.


Мозг атрофируется даже физически — между 22 и 82 годами мы теряем более трети его массы. И ко всему этому добавляется риск возникновения деменции, который после 60 лет начинает удваиваться каждые 5 лет.

Есть все основания полагать, что в течение последующих лет деменция только упрочит свои позиции: средняя продолжительность жизни благодаря усилиям врачей значительно выросла, население планеты стремительно стареет, и уже к 2030 году число людей старше 60 лет составит 1,4 млрд, а к 2050 году достигнет 2,1 млрд. С учетом того, что от болезни Альцгеймера, которая является причиной примерно 70 процентов случаев деменции, никакой панацеи нет, вполне возможно, что мы вскоре столкнемся с самой настоящей эпидемией слабоумия.

Также с возрастом мы гарантированно слабеем. И сила, и масса мышц начинают снижаться на 1—2% в год после 40 лет. Быстрые мышечные волокна с возрастом начинают заменяться на медленные. Кости наши тоже атрофируются после 35. Зрение начинает ухудшаться гораздо позже, но после 70 лет проблемы с ним испытывают очень многие. Со слухом всё хуже — его потеря начинается раньше и ей подвержено гораздо большее количество людей. Вкус и обоняние с возрастом тоже ухудшаются, но хотя кому они нужны, когда зубов осталось меньше половины...


Каждый день своего рождения мы осознаем, что не стали выглядеть лучше...Надо задать себе только один вопрос: можно ли замедлить старение? Ведь нет никаких сомнений в том, что старение причиняет гораздо больше страданий, чем что-либо ещё. Последний стареющий человек (кадр из к/ф Mr. Nobody)

Миллиарды лет назад, старения, скорее всего, не было. Как его не наблюдается, например, у вирусов. Но в какой-то момент оно возникло у одноклеточных и дало им преимущество в выживании путем предотвращения их вымирания из-за перенаселения. Именно перенаселение грозит генам вымиранием — если их носители (репликаторы) съедят все питательные ресурсы, то умрут от голода, а вместе с ними канет в Лету и коллектив генов-создателей.

Поэтому гены и создали два механизма популяционного контроля, которые были отточены за миллиарды лет: старение — запрограммированное убийство, а менопауза —запрограммированная кастрация.

Женская репродуктивная система — это самая короткоживущая система нашего организма. Срок функционирования у нее — около 35 лет (с 14–15 по 50 лет), причем последние 10–15 лет (после 35) это функционирование весьма посредственно. Другие системы организма тоже гарантированно ухудшаются с возрастом, но не так стремительно. А с началом менопаузы ускоряются и другие негативные процессы, например, саркопения и остеопения (потеря мышц и костной ткани).

Существует мнение, что менопауза — исключительно человеческая прерогатива. Мол, вот мы такие молодцы, продлили себе жизнь настолько, что обогнали свой физиологический лимит репродуктивной системы. Но это не так. Менопауза, как и старение, запрограммирована. Репродуктивная система не изнашивается из-за использования, а целенаправленно уничтожается. И это с точки зрения популяционного контроля, абсолютно логично: старение гарантирует отток новых особей из популяции, а менопауза ограничивает приток.

Такой метод популяционного контроля не является изобретением многоклеточных. Эволюция внедрила его еще у одноклеточных. И теломеры(количество делений для каждой конкретной клетки связано с сокращением длины теломер — концевых участков хромосом, которые защищают их от сращивания с другими хромосомами; в хромосомы упакована клеточная ДНК и при каждом делении теломеры укорачиваются, как некоторое время считалось, не восстанавливаются), накладывающие лимит Хейфлика на максимальное число делений клетки, являются, по сути, ровно тем же самым механизмом, ограничивающим потомство каждой отдельной клетки.

Как выяснилось, лимит Хейфлика зависит от возраста: чем старше человек, тем меньшее число раз удваиваются его клетки в культуре. Интересно, что замороженные клетки при разморозке и последующем культивировании как будто помнят число делений до замораживания. Фактически, внутри клетки существует «счетчик делений», и по достижении определенного предела (лимита Хейфлика) клетка перестает делиться — становится сенесцентной, то есть дряхлой. Эти старые клетки, с одной стороны, выступают в качестве супрессоров опухолей (поскольку необратимо перестают делиться сами и снижают риск трансформации окружающих клеток), а с другой — специфический метаболизм старых клеток может вызывать воспаление и перерождение соседних предраковых клеток в злокачественные.

Ну так а что же тогда обнуляет этот лимит у одноклеточных и наращивает новые теломеры? Сексуальное размножение, то есть обмен генами, в результате которого образуется новая особь, получающая “разрешение” на очередные ~50 делений.

Как и новая женская особь у многоклеточных. Кстати, мужские особи не в счет, они вообще в воспроизводстве не участвуют. Их роль лишь в том, чтобы дать своей партнёрше ключик в виде второго набора хромосом, который откроет ларчик с разрешением на размножение одноклеточного “хозяина” женской особи. А этот хозяин — половая клеточная линия, которая в целях репликации своих генов изначально эту женскую особь и сконструировала!


Этот хозяин — половая клеточная линия, которая в целях репликации своих генов изначально эту женскую особь и сконструировала!

И этот хозяин накладывает весьма жёсткие ограничения на репродукцию для своего творения. Даже ещё до того как репродуктивная функция у женщин выключается окончательно в 45–55 лет, она начинает активно ухудшаться ещё с 35 лет. Мало того, что риск аномалий яйцеклеток возрастает с менее 0,1% в 35 лет до 3,5% в 38–40 лет, а риск трисомии плода (например, Синдрома Дауна) растет с 5% в 38–40 лет до 20% после 44 лет, так еще и риск самой матери умереть от родов возрастает в 10 раз между 35 и 40 годами.


Кто же руководит этим процессом активного уничтожения репродуктивной системы?

Тот же, кто эту систему изначально и запускает — наш мозг, а если точнее, то гипоталамус с гипофизом. Понимание же того, что менопауза наступает не из-за износа репродуктивной системы или истощения запасов яйцеклеток, было у ведущих геронтологов ещё в 1950–70 годах.

С яйцеклетками (ооцитами) вообще любопытная история. 90% из них убивается еще до полового созревания: у зародыша их более 6 миллионов, а на момент первой менструации остается менее 500 тыс. Хотя и это — тысячекратный избыток. За всю жизнь у женщины происходит не более 500 овуляций. А яйцеклетки убиваются постоянно, и с возрастом всё быстрее, причем в геометрической прогрессии.


Зачем природа создает 6 млн. яйцеклеток, если использовать из них собирается не более 500?

Одна из гипотез — для увеличения шансов генетических мутаций. Да-да, именно для увеличения. Потому что только мутации в половых клетках передадутся по наследству. А мутации — движущая сила эволюции. Ведь именно они создают новые варианты генов.

Начиная с первого дня эмбриогенеза, когда из одной клетки с бешеной скоростью вырастает колония из триллионов, и заканчивая половым созреванием, регулярным 28-дневным циклом (программа!), выключением половой функции, и т.п. Было бы очень странным, если бы все эти процессы в организме были запрограммированы, а старение — нет. Ведь организмы — это точнейшие программы, отточенные за миллиарды лет.

В итоге, нужно понять: мы — не наши гены. У нас разные цели для нашего тела. Генам оно нужно лишь как временный ксерокс. А у нас другого носителя личности пока нет, поэтому хочется значительно увеличить срок жизни, изначально отведённый ей генами. Их интересы и наши не совпадают. Мы лишь марионетки для них, расходный материал, репликаторы. Им же неважно какое именно поколение их продолжит размножать. Им важен только конечный результат.


Генам наше тело нужно лишь как временный ксерокс. Мы лишь марионетки для них, расходный материал, репликаторы.

С точки зрения индивидуального отбора, особь, давшая на свет потомство, уже для эволюции совершенно бесполезна, поэтому расходовать ценный “ресурс” на пост-репродуктивный период её жизни было бы пустой тратой для кооператива генов и... запускается программа старения - уничтожения. Это же так очевидно и так драматично для нас, людей...


Благодаря нам гены обеспечивают себе практически вечную жизнь, а наши тела отправляют в «иной мир», включая программы по их утилизации, после того, как только мы достигли половозрения.

Если старение запрограммировано, то закономерно возникает другой вопрос: есть ли в этой программе уязвимость, которая позволит нам её замедлить или вообще отключить?

Надежду на то, что такая уязвимость и возможность существует, подарил в 2006 году Синъя Яманака, профессор Института передовых медицинских наук в Университете Киото.

Японскому учёному удалось вплотную приблизиться к разгадке секрета вечной молодости, которым обладает природа: речь идёт о её способности обнулять возраст клеток, которую она использует для каждого зародыша — благодаря которому каждый ребенок рождается молодым, хотя берет свое начало из клетки-ровесницы своей матери.


Синъя Яманака

Яманака научился превращать взрослую клетку организма в стволовую, то есть, любую клетку возвращать обратно в фактически эмбриональное состояние при помощи совместной экспрессии четырёх факторов транскрипции генов Oct4, Sox2, Klf4 и c-Myc (OSKM — «факторы Яманаки»). Этот прорыв в 2012 году принёс японцу Нобелевскую премию и положил начало новому витку исследований процессов старения.

Но можно ли использовать факторы OSKM для омоложения целых организмов?

Команда Хуана Карлоса Исписуа Бельмонте из калифорнийского Института Солка развивая исследования Яманаки показала, что можно не полностью обнулять возраст клетки, а лишь немного «откатить» его, причем в живом организме, а не в пробирке. В результате продолжительность жизни подопытных мышей увеличилась на 33-50 процентов по сравнению с разными контрольными группами. Подобный прорыв группы Бельмонте стал одной из немногих хороших новостей «с передовой».


Хуан Карлос Исписуа Бельмонте

Генетические исследования людей-долгожителей подтвердили факт: ни один человек на Земле, со сколь угодно хорошими генами, здоровым образом жизни и отменным медицинским обслуживанием, еще не прожил ни 200, ни 300 лет. Рекорд долгожительства среди людей по-прежнему держит француженка Жанна Кальман, умершая в 1997 году в возрасте 122 лет. Среди братьев-приматов чемпионов-долгожителей тоже нет. Все это указывает на то, что ни вечная жизнь, ни вечная молодость не предусмотрены «конструкцией» человека.


Жанна Луиза Кальман — французская долгожительница (1875-1997) является «древнейшей» из когда-либо живших людей на Земле. В течение 95 лет она курила, выкуривая как минимум по две сигареты в день. В 117 лет она бросила курить, так как из-за потери зрения не могла прикуривать самостоятельно.

Сегодня стало еще более очевидным, чем когда либо, что именно старение втаптывало нас в землю всю историю цивилизации. Оно заставило нас понять, что мы – на милости природы. Если действительно взять его под контроль, это придаст нам сил, поможет нам чувствовать себя намного более уверенно. И тогда мы сможем заняться прочими реально сложными проблемами: глобальными изменениями климата, освоением космоса, чем угодно.

Современный человек в собственной эволюции совершенно не заинтересован. Если нам надо лететь, то мы строим самолет. Мы приспосабливаем среду к себе, а не приспосабливаемся к ней сами. Старение как механизм, ускоряющий эволюцию, нам уже не только не нужно, но даже вредно.


Да в гробу мы видели эту эволюцию - пусть гены дальше как-нибудь без нас решают свои задачи.

В ближайшие два года на стадию клини­че­­ских испытаний на людях должны выйти минимум две технологии радикального омоложения. Если испытания пройдут успешно, у старости удастся отвоевать 20–30 лет.

По меркам одной человеческой жизни это много. Но главное, эти годы – время для еще более интенсивных исследований. К тому моменту, когда первые люди, попробовавшие на себе действие омолаживающей терапии, «откатят» свой биологический возраст к молодости, на рынок выйдут новые методы омоложения. Если технологии в итоге будут развиваться быстрее, чем стареют ныне живущие люди, то у них есть все шансы жить неопределенно долго. И речь идет не только о сегодняшних новорожденных, шанс есть и у тех, кому уже стукнуло 50. В гонке со старением главное – быть хотя бы на шаг впереди.

Правда возникает вопрос: кому будет по карману радикальное омоложение? Первые терапии на рынке действительно будут дорогими. Все они требуют либо высокоточных методов «наведения» лекарства на определенные виды клеток, либо индивидуальной работы с клетками пациента в лаборатории. Можно предположить, что по цене они сравнятся с недавно вышедшей на рынок генной терапией против рака: от 350 тыс. долл. за курс лечения.

Конечно, с течением времени лекарства для «вечной молодости» будут дешеветь и как говорит британский геронтолог Обри де Грей.


Лучший способ сохранить свои шансы – максимизировать свои шансы, чтобы воспользоваться благами терапий, [останавливающих процессы старения], – вести самый здоровый образ жизни, какой можете...может, у вас есть лишний год или два, но они могут оказаться ключевыми, которые подарят вам еще много лет жизни...

И подарить несколько лет качественной, полноценной жизни могут, в том числе, и методы живая-трава.com - персонализированной фитотерапии, специально подбираемая для каждого пациента.

В нашей практике очень много случаев, когда, например, при лечении онкологических больных мы не только уничтожаем часть раковых клеток, но и восстанавливаем ресурсы организма таким образом, что их рост значительно сдерживается. Если такие схемы, адаптируя их под задачи максимального продления жизни, использовать в геронтологической плоскости, то это в еще большей степени увеличивает шансы дожить до заветного рубежа, когда старость будет признана болезнью и ее начнут лечить безопасной, надежной генной терапией, дающей нам возможность жить молодыми не одну сотню лет.